Своим потомкам

Я, Телепнёва Елена Евгеньевна, 1938 года рождения, дочь Евгения Ивановича Хомича, хочу рассказать о своем отце 1913 года рождения. С января 1942 по сентябрь 1943 года он принимал участие в деятельности Гомельского городского партийно-комсомольского подполья в составе группы А. Т. Брикса, был связным партизанского отряда «Большевик». В сентябре 1943 г. был расстрелян немецко-фашистскими карательными органами.
Хочу рассказать героическо-романтическую историю о двух подпольщиках, живших рядом и не знавших о тайной борьбе с фашистами друг друга.
Мы жили в г. Гомеле на улице им. Кропоткина, недалеко от паровозного депо. Почти все жители работали на железной дороге.
В 1939 году после включения Западной Белоруссии и Украины в состав СССР отца вместе с отделением железной дороги перевели на работу в г. Ковель на самой границе. Я с мамой и папой была там счастлива.
В ночь 22 июля 1941 года налетели немецкие самолеты, а утром отец ушел в военкомат. Мама со мной втиснулась в поезд. До Гомеля добирались чудом, так как состав постоянно обстреливали фашистские самолеты. Дедушка, машинист Иван Федорович Хомич, увозил составы с оборудованием заводов на восток. Последним угнал сцепку из восьми паровозов, а я с мамой и бабушкой осталась в городе.
Мне было два с половиной года, я не помню первых лет войны, облав, арестов, виселиц. Со слов бабушки, в декабре 1941 года в Гомель пришел мой отец, хромой, с палочкой. Попал он в «котел» под Киевом, был ранен, прятался по деревням, подлечился и добрался домой.
В январе 1942 года отец вошел в состав подпольной группы А. Брикса, действующей в паровозном депо. По собранному самостоятельно детекторному приёмнику отец слушал и записывал сообщения ТАСС, а подпольщики распространяли листовки. В депо выводили из строя паровозы и вагоны, отправляющиеся на Восток.
В Гомеле действовало много подпольных групп, и в депо было несколько, но все знали только своих 4—5 человек. Также отец был связным партизанского отряда «Большевик», действующего в лесах возле деревни Галеевка.


Справка о том, что Е. И. Хомич был связным партизанского отряда «Большевик». 1945 г.

Архивная справка о том, что Е. И. Хомич был
связным партизанского отряда «Большевик». 1976 г.
Летом 1943 года мы с мамой и братиком Сашей переехали в деревню Галеевка. Саше было полтора года. Мама говорила, что мы бежим от бомбежки. Я не понимала, ведь от бомбежки мы прятались в погребе под домом, там мы с братом и спали на кроватке, там и соседка с внучкой прятались.
Хоть было страшно, но верили, что Красная армия воюет, самолеты с красными звездами бьют немцев, так говорили взрослые.
Отец на велосипеде приезжал в деревню, привозил гостинцы от бабушки, а однажды я видела, как он что-то прятал под крыльцом.
Как-то ночью я проснулась от кашля и увидела, что отец разговаривает с каким-то бородатым дядей. Я заплакала, а дядя засмеялся и дал мне кусочек сахара. Я понимала, что взрослые от нас что-то скрывают, но обо всем, что слышала и видела, никому никогда не рассказывала.
Вскоре мама с братиком на руках пошла из деревни. Меня отец посадил на раму велосипеда и повез домой. Я была так счастлива, как никто на свете. Ехали мы мимо молодого, вкусно пахнущего сосняка.
Помню, дома папа шептался с бабушкой, она принесла корзину, положила на дно бумагу, потом яблоки и ушла куда-то. Потом я узнала, что так бабушка Феодора Васильевна носила документы в места явок.
Помню, как у нас на кухне плакала мама и бабушка, а тети из Галеевки причитали: «Сожгли наших кормильцев и деревню, нелюди проклятые…».
Деревню Галеевка за связь с партизанами сожгли, а мужчин и мальчиков расстреляли.
Жили мы трудно, на базаре меняли вещи на еду. Мама ходила в Добруш с мешочком соли и приносила обратно просо, которое толкла в ступе и варила вкусный суп. Летом в саду были яблоки и тыквы — как мы любили кусочки тыквы из печки! Осенью бабушка ходила с соседками на перекопку картошки в поле. Отец куда-то надолго уезжал, но возвращался.
Мне, почему-то запомнилось, как он сидел на полу кухни, из окна светило солнце, а он щурился и не мог попасть шнурком в дырочки ботинок. Потом встал, погладил меня по голове, ушел и больше не вернулся.
Бабушка носила куда-то узелки с едой из дома, приходила и говорила: «Приняли, значит, — жив!». Детям не говорили, что отца арестовали. Никто в доме уже не смеялся, мама пряталась то в погреб, то под пол на веранде, на стуле лежали старые платки и юбка.
Детей не выпускали из дома, мы сидели и смотрели из окна на улицу. Иногда приезжала машина, Саша бежал и кричал: «Мама, запатайся! Немьцы!»
Из машины выходила соседка Люба, красивая, нарядная, улыбалась мне и шла в калитку напротив — к Каёшко.
Я слышала, как соседки говорили: «Жалко Каёшко, сын — лейтенант воюет, а Люба связалась с немцами, и плевали вслед.
Иногда тетя Каёшко приносила гостинцы от Любы, но бабушка их никогда не брала.
Потом с нами начали жить мамины родители и младший брат Толя, так как их дом сгорел.
Как-то утром немцы автоматами стали выгонять всех из домов, так страшно было — крик, плач. Построили всех в колонну и повели из города. К ночи пришли куда-то на луг. От усталости все падали на землю и встать не могут. Дедушка куда-то исчез, пришел в темноте и, крадучись, повел нас к стогам сена. Вырыли ямки, залезли, дедушка забросал всех сеном. Сидели тихо-тихо весь день, а ночью тайно ушли в Гомель.
Так дедушка Иван Станиславович Флюрин спас нас от концлагеря и гибели.
В доме нависла какая-то тревога, все молчали, бабушки тихонько плакали.
Вечером где-то стреляли, все переглядывались. Наутро бабушка убежала, пришла сгорбившаяся, заплаканная: «Ворота открыты, в тюрьме — пусто!» Мы поняли, что произошло что-то ужасное, долго сидели, молча обнявшись. (26 сентября расстреляли всех арестованных в тюрьме.)
…Потянулись черные дни. Чтобы очнуться от страха, бабушка говорила: «Будет на нашей улице праздник. Женя знал, что скоро придут наши, и о детях позаботится Родина». А Саше говорили, что назвали его в честь Александра Невского, и он будет сильным и смелым.
Много дней где-то далеко гремело. Ранним холодным дождливым утром прибежали соседки с криками: «Наши стоят в больнице возле путей». (Это было 26 ноября 1943 г.)
Наскоро одевшись, все побежали к больнице.
У стены стояли солдаты и женщины, все было серое и мокрое. Все плакали и обнимали солдат и шептали: «Дождались, вот радость, вот праздник!» Не было цветов, как в кинохронике, все женщины были исхудавшими, оборванными, но очень счастливыми. Я на всю жизнь запомнила, что такое — праздник на нашей улице! Мамин брат Анатолий Флюрин ушёл на фронт мстить за всех сирот, отважно воевал и погиб в боях за Вислу.
Дедушка, Иван Фёдорович Хомич, пригнал в свое депо восемь паровозов и очень гордился, что они все на ходу.
Ходили всей семьей на кладбище, где в братской могиле похоронены расстрелянные в тюрьме 26 сентября 1943 года. На столбике с красной звездочкой было написано «Слава героям, погибшим за Родину».
Рассказали дедушке о соседях, очень сочувствовали Каёшко, её сын погиб, а Люба исчезла.
Папин старший брат Георгий Хомич на танке с боями дошел до Берлина, вернулся домой майором-орденоносцем.
Я после войны пошла в школу, учиться было очень интересно, хотелось все узнать. Очень любила на утренниках читать стихи и танцевать. Страшная война уходила далеко-далеко.
Однажды удивительным образом все вспомнилось. На нашей кухне собрались соседки и вслух читали письмо от Любы, счастливая тетя Каёшко улыбалась. Люба писала, что попала в концлагерь, освободила их Красная армия, ее направили в штаб, где она служила переводчицей. Потом вышла замуж за полковника, у них растет сын, которого она назвала в память погибшего мужа. В письме была фотография, где маленький мальчик везет саночки, на которых сидит красивая женщина в шубке. Я обрадовалась, потому что верила, что Люба хорошая.


Братская могила героев-подпольщиков в г. Гомеле, где похоронен Е. И. Хомич
Эта история потрясла своей героическо-романтической тайной и не отпускала всю жизнь.
Я училась, работала, стала мамой, потом бабушкой. Мой брат, Александр Евгеньевич Хомич, ныне покойный, стал офицером, честно служил во разных дальних северных гарнизонах, не посрамил памяти отца.
Отец для нас был непререкаемым авторитетом. Мы гордились им и думали, что он за нами следит. Отец был очень талантливым человеком, разбирался в радиотехнике, автомашинах, любил музыку и театр, неплохо писал маслом копии с картин русских художников, снятые им фотографии до сих пор четкие и ясные, он мог сшить мне туфельки. Но самый большой его талант — честность и истинный патриотизм.
Прошло 50, 60, 70 лет со времени страшной войны, но о погибших и живых ветеранах помнят. В мемориальном сквере есть памятник на братской могиле героев-подпольщиков. Там, среди 6 известных и 27 неизвестных героев, есть фамилия Евгения Ивановича Хомича. В сквере всегда гуляют матери с детьми, студенты, сидят на лавочках старики, даже лавочек не хватает.
В школу № 25 на уроки мужества приглашают ветеранов, я тоже была там. Выступал полковник юстиции в отставке Иван Федорович Курдеев и рассказывал о гомельском подполье. Его группа курировала работу подпольных организаций города. Я поинтересовалась, знал ли он Любу Каёшко. Оказалось, что хорошо знал. Она собрала крепкую группу, работая в управе, передала много ценных сведений и документов, группу сберегла, но сама чуть не погибла.
Вот и завершилась правдивая история о двух мужественных людях, не жалевших жизни для свободы Родины.