Each of us is for the Fatherland

<< Вернуться к предыдущей статье
<< ВЕРНУТЬСЯ В НАРОДНУЮ ЛЕТОПИСЬ
Ведущий специалист
Отделения гуманитарных
наук и искусств НАН Беларуси
Галина Павловна Шукелович
(г. Минск)
«Гранату кто-то в память мне метнул…»
Изяслав Котляров

Мне понадобилось много усилий, чтобы сесть за компьютер и начать мой рассказ. Я понимала, что мне надо донести мои мысли и чувства, увлекая какими-то интересными подробностями, что ни одно предложение не должно быть проходным. Моя задача усложнилась в разы, потому что мне захотелось написать о моем отце первый раз в жизни. Об отце, которого нет с нами вот уже более 30 лет… О войне, о которой написано и исследовано почто все, но которая прошла и через мое сердце; о моем послевоенном детстве. Несколько раз я раскладывала перед собой трудночитаемые рукописные военные и трудовые документы, пожелтевшие медицинские справки и фотографии, награды. Однако волна эмоций захлестывала меня, и все заканчивалось успокоительными каплями.
…Отец был на фронте. Уже только прочитав в правом верхнем углу его красноармейской книжки суровую фразу «Не имеющих книжек — задерживать», становилось тревожно. Всматриваюсь в сухие канцелярские строчки: Павел Петрович Рыхлицкий, рядовой, автоматчик, 4 кл. образования, 1925 г. р., мать — Елена Константиновна, призван 5 мая 1944 г. Дуниловичским РВК Полоцкой обл., 234 ЗСП, 1-й стрелковый батальон, 3-я стрелковая рота. Вместо отца — прочерк. С двух лет без отца.


Красноармейская книжка П. П. Рыхлицкого. Призыв 1944 года


Я вдруг увидела худющего высоченного деревенского мальчишку 18 лет в стенах военкомата. О чем он думал, что ощущал в эти майские дни? Мог ли представить, что впереди у него целых 360 дней обжигающей войны, длинные дороги далекой Западной Европы, кровавые тюфяки военных госпиталей…
Читаю дальше: 316-я стрелковая дивизия, 2348-й стрелковый полк, 29-й Гб мотострелковый Унечский ордена Ленина, Краснознаменный, орденов Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого и Ал. Невского. Выдано вещевое имущество: пилотка, шинель, гимнастерка х/б, шаровары, портянки летние, ботинки, обмотки, ремень… Слезы наворачиваются и застилают глаза… И вот главное: автомат ППШ № 778… Предо мной предстал Воропаевский железнодорожный вокзал, вагон военного поезда, торопливое прощание, крик и плач матери — моей бабушки Гелены.
Недавно мы нашли в интернете списки призванных тогда на фронт. Читаю знакомые до боли фамилии: Балай Ананий Ильич, Балай Сергей Михайлович, Казаровец Виктор Егорович, Казаровец Иван Иванович, Полочанин Иван Михайлович, Рыхлицкий Иван Брониславович, Соболь Арсений Яковлевич… Около 20 человек, вся наша улица Цветочная, отцы моих подружек, кормильцы, многих из которых так и не дождались. Нахожу среди них имя Нестеровича Бронислава Ивановича, папиного друга. Много лет спустя, в 1972 году, так получилось, я вместе с ним (Брониславу Ивановичу уже было 48 лет) поступила в БГУ, только он на геофак, а я на мехмат. Стал известным топографом.
Как и большинство фронтовиков, отец не любил и не хотел вспоминать о войне, в семье это была закрытая тема.
Помню, как ценили его деревенские, которые и сами в то время были умелыми самородками. Но даже они говорили: «Павла, надо посоветоваться» — и постоянно шли за помощью. Очень часто у нас дома по праздникам собирались все бывшие фронтовики — вот это я тоже очень хорошо помню! На столе появлялась какая-то незатейливая еда и одна (!) бутылочка мутно-голубого цвета, к обеду под потолком уже стояла завеса дыма от махорки толщиной почти в полметра. Мне не понятны были рассказы-воспоминания, переходящие временами в серьезные споры, даже в слезы… Звучали названия стран, городов, воинских частей, дивизий и полков, но я в них не особо вслушивалась.
Я в это время обычно сидела на большой просторной «русской» печке — единственном теплом месте в нашем новом доме и пыталась учить уроки. На самом-то деле я ждала маму, которая почти каждое воскресенье ходила за два километра в воропаевские магазины и приносила восхитительно пахнущую сумку, огромную и тяжелую. До сих пор со мной этот запах! Когда она с клубом морозного воздуха заходила в дом, я стремглав слетала с печи, чтоб разобрать покупки. В сумке всегда были 2 булки хлеба (видно, по карточкам), сахар, финиковое (как странно!) повидло, как правило, 6 пачек махорки, спички, какая-либо крупа, изредка 1–2 метра ситцевой ткани и позже, когда у нас появился проигрыватель, 1 или 2 новые пластинки. Тут уж радости не было конца!
…Смотрю отметки дальше. Отец воевал на 2-м Украинском фронте (1944), затем на 1-м Украинском (1945). Выходит, что он вместе с однополчанами участвовал в рассечении полосы обороны немецкой группы армий «Юг», освобождении части Правобережной Украины и Молдавской ССР и разгроме румынских дивизий. Уже в августе 1944 года была проведена Ясско-Кишиневская стратегическая операция. Работая рядом с лучшим в стране специалистом по истории Великой Отечественной войны членом-корреспондентом НАН Беларуси А. А. Коваленей, уже позже я узнала, что Ясско-Кишиневская операция была одной из наиболее успешных операций Красной армии в ходе Великой Отечественной войны. «Войска Красной Армии при поддержке Черноморского флота и Дунайской военной флотилии разгромили главные силы немецкой группы армий “Южная Украина”. В результате успешного наступления советских войск немецко-румынские войска потеряли около 135 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Еще более 208 тыс. человек взяли в плен. В качестве трофеев было захвачено 2 тыс. орудий, 340 танков и штурмовых орудий, почти 18 тыс. автомашин и другая техника, оружие» [1]. Меня охватывает гордость, что мой отец тоже был ее участником, и частичка его ратного труда стала вкладом в общий успех одоления сильного врага.
Теперь мне стало понятно, почему на его пожелтевших военных фотографиях много украинцев и молдаван.
18 октября 1944 г. отец получил первое боевое крещение, был ранен в предплечье, легко. Но каково это лежать осенью в окопе, хотя и не тяжело раненому, без лекарств и перевязок! Наступила зима, январь, и снова ранение. Полевая почта воинской части № 11255 скупо сообщает: ранен в боях за Советскую Родину. Читаю исторические документы: уже в марте-апреле 1945 года войска левого крыла 2-го Украинского фронта участвуют в стратегической Венской операции. Военные историки отмечают, что «это была одна из самых блестящих операций 1945 года. За месяц наступательных боев части 2-го и 3-го Украинских фронтов преодолели от 150 до 250 километров. В результате напряженных боев были не только полностью освобождены восточная часть Венгрии и австрийская столица, но и разгромлены главные силы группы армий «Юг». 20 немецких и венгерских дивизий понесли тяжёлые потери, еще 11 полностью лишились боеспособности. В советский плен попали 125 000 вражеских солдат и офицеров. Группа армий «Юг» потеряла 2250 орудий и минометов. Общий урон немецких и венгерских вооруженных сил в битве за Венгрию превысил 324 000 солдат и офицеров» [2].


Отец (слева) с фронтовыми товарищам


Вчитываясь в эти суровые страницы военной истории, мне трудно представить, что в этой кровавой мясорубке, когда земля вздымалась седыми клочьями, мой отец смог выжить. Он тащил свой родной пулемет весом 35 кг от окопа к окопу, а его напарник — такой же тяжелый ящик с патронами. Но, как сказал поэт, «нет, не уйти от пулевых погонь» [3]. Как потом я выяснила, именно в Вене 5 апреля 1945 г. закончилась война для моего отца. Ему изрешетило мягкие ткани обеих ног, и он оказался в военном госпитале. Операция прошла неудачно, раны стали гноиться, не заживали, начиналось заражение крови… Полковник медицинской службы, главврач госпиталя, принял решение лично повторно прооперировать рядового Рыхлицкого, и только 21 июля 1945 г. он поправился, а в октябре 1945 г. был демобилизован.
Потом, когда прошло уже более 15 лет, однажды на сенокосе я заметила у отца странные большие шершавые круги на загорелой коже, спросила: «Что это?» — «А это, деточка, оспа». Получается, что моего отца не забрасывали букетами весенних цветов в победном Берлине, он лежал в это время в окровавленных бинтах вместе с другими ранеными, тихо радовался, что, наконец, закончилась война, думал о том, что в сожженной Мяделке, в землянке, его ждет мама. А было ему всего 20 лет…


Справки о ранениях, принесенные в кармане гимнастерки


Медаль «За победу над Германией», полученный в 1946 году, и орден Отечественной войны II степени — в 1985 году остались нам на память.
Потом было грандиозное и стремительное восстановление всего и везде.
Сначала отец работал бондарем в Дуниловичах, делал дубовые бочки для сливочного масла, которое производили по местным технологиям и отправляли на экспорт. Этот навык еще долгие годы кормил нашу бедную семью, отец по ночам строгал заготовки для бочек (клепки). Ему постоянно заказывали кадушки для засолки капусты и огурцов, деревянные ведра, шайки, купели для детей. С годами отец приобретал опыт и делал это виртуозно, многие его изделия отличались сложностью изготовления и своим особым знаком качества. Про отца знали во всей округе. У нас в доме на печке постоянно сохли маленькие клепочки, от них чудесно пахло елью или березой, дубом или ясенем. Это еще один мой запах детства!

Удостоверение к ордену
Отечественной войны II степени
Трудовая книжка П. П. Рыхлицкого. 1948 г.

Люди на болоте… Дневная смена артели «Торфяник». 1954 г.


В апреле 1954 г. вся молодежь из нескольких смежных районов была собрана на работу в артель «Торфяник», которая ударно работала около 5 лет (наш край издавна славится болотами).
Осталось много фотографий, сотни раз мной просмотренных. Отец был машинистом машины по добыче торфа, которую я видела и запомнила с раннего детства. Работали по сменам. Песни, смех, гармошка, первая любовь… Родители скоро поженились, настоящая любовь — одна на всю жизнь.

Редкий отдых в Воропаевском
городском парке. 1952 г.
Г. П. Шукелович


Я хорошо помню этот торфяник. Мама, управившись с домашним хозяйством, несла каждый день на работу меня, мою еду, бутылку молока, одеяльце, куклу Олечку и подшивку журнала «Вожык». Казалось, что от тяжестей руки у нее были длиннее, чем ноги…
Меня устраивали в тенечке, под большим штабелем уже высушенного торфа. В обед приходила мама, кормила меня, переносила на другую сторону. В мою детскую память навсегда врезались пронзительные, неумолкаемые крики чаек и пение ветра в камышах. Это оттуда, с болота!
А потом было строительство нашего нового дома, в котором активно участвовала и я тоже, но это уже другая история.

Литература:
1. Великая Отечественная война 1941–1945 г.: энцикл. — М.: Сов. энцикл., 1985. — С. 824.
2. Великая Отечественная война 1941–1945 г.: энцикл. — М.: Сов. энцикл., 1985. — С. 124.
3. Котляров И. Бритский мох: Книга поэзии о Великой Отечественной войне и послевоенном времени. — Минск: Беларус. навука, 2020. — С. 8.