Little protector of the big city and his brother

В оборону города на Неве вносили свой посильный труд не только бойцы Красной Армии, трудящиеся, но и маленькие защитники, которые помогали им. Одним из таких подростков стал мой дедушка Владимир Иосифович Дубовик. Моя история — о его везении в первую блокадную зиму.

Гармония, прерванная войной

Свой самостоятельный жизненный путь Владимир Дубовик начал в 13 лет, когда в 1939 г. решил поехать поступать в Ленинградское ремесленное училище при Охтинском химкомбинате. Очень трудно дался отъезд из родной деревни, расставание с матерью и отцом, которые искренне поддержали начинание сына.
Володю сильно поразила новая обстановка. Особенно нравилась подростку нарядная форма с блестящими пуговицами, которую выдавали всем учащимся, к тому же его влекли неразгаданные тайны техники.
Некоторое время Володя обучался в лаборатории контрольно-измерительных приборов, после чего уже без посторонней помощи мог ремонтировать различное оборудование. Словом, сам зарабатывал себе на хлеб.
Среди серых будней бывали и праздники, когда ребята из училища вместе посещали кино, парки, театры, музеи. Ленинград щедро одаривал их своей красотой и теплом.
Однако эту гармонию 22 июня 1941 г. прервала война. Взрослые уходили на фронт, а их места у станков занимали дети. Так случилось и с Володей. Каждый день рано утром он должен был ездить за десять километров на трамвайчике до завода, который выпускал очень важную и нужную продукцию для фронта: бомбы, фугасы, снаряды. Голод и холод пришли уже осенью. Истощенные маленькие труженики помимо заводского труда, отрабатывали дежурства на крышах города, тушили пожары от немецких «зажигалок»…

Везение или ангел-хранитель?

Володе повезло с мастером и соседом по общежитию. «Хлопцы, вот вам мешок картошки, киньте под топчан — пригодится», — сказал тот перед самой войной. Эта картошка, жаренная на машинном масле, какое-то время спасала ребят. Они старались помогать друг другу, и, видимо, высшие силы это заметили. Как-то при артобстреле снаряд пробил стену общежития и пролетел аккурат между кроватями подростков. Все чудом остались живы. Этот случай дедушка вспоминал очень часто…
Уже в первую блокадную осень многие ленинградцы начали испытывать истощение, а затем и умирать от голода. Серьезно ощущался недостаток хлеба. Всего двести пятьдесят грамм — такова была норма рабочего. Иждивенцы и дети получали в два раза меньше. Володе повезло опять: он попал работать механиком по измерительному оборудованию на один из хлебозаводов. Женщины-пекари не оставались равнодушными к подростку, делились с ним как могли. Но если бы кто-то вынес хоть крошку за проходную, то за такой проступок полагалось суровое наказание, вплоть до расстрела!
Не всегда получалось Володе насытиться заводским хлебом. Уже в наши дни дедушка, где-то стыдясь тогдашнего безвыходного положения или даже с некой стеснительностью, вспоминал, что по поручению старших товарищей отлавливал кошек и собак на суп. Пропитание приходилось искать где угодно, и сколько этих возможностей еще оставалось в резерве — одному Богу известно.

По дороге жизни

В самую трудную минуту для маленьких рабочих Ленинграда правительство СССР приняло решение вывести из осажденного города детей и подростков всех ремесленных училищ в далекую Сибирь. Таким спасительным путем стала «дорога жизни», проходившая по льду Ладожского озера…
Дедушка с радостью и болью вспоминал свое спасение. В небольшой полуторке с двумя конфетами и ста граммами «тяжелого» хлеба в кармане он покидал Ленинград. Колонна автомобилей двигалась с трудом. То и дело с неба сыпали свой смертоносный груз немецкие бомбардировщики, разрушая по-весеннему слабый лед озера. Очень часто грузовики застревали, проваливались под лед. Володе, как и многим другим пассажирам, приходилось высаживаться, вытаскивать машину и ехать дальше под грохот взрывов и голоса зениток. Наконец, на советском берегу машину спасенных встретили наши солдаты, обогрели и накормили вкусной кашей.
Надо сказать, что Володе повезло и в дальнейшем. Попал в Сибирь и отработал на заводах. В 1944-м ему исполнилось 18 — настало время идти в действующую армию. Его готовили в командиры пулеметного расчета. Чем бы это могло обернуться для новобранца — догадаться несложно: многие призывники этого года остались лежать на полях сражений. Волей судьбы Володю перевели в связисты, он освоил трофейную радиостанцию и с успехом показал себя в Советско-Японской войне в 1945-м. Красивый, статный, с медалями, а главное — живой и без серьезных ранений вернулся домой к родителям, обзавелся семьей.
Каждый раз вспоминать о тех страшных днях приходиться не без слез горя за искалеченную войной судьбу. Но без этих воспоминаний мы, сегодняшнее поколение, не сможем донести частичку истории жизни наших предков. Не сможем показать ужас, что несет в себе пожар мировой войны.
К сожалению, ветеранов с каждым годом становится все меньше (дедушка ушел от нас в 2012-м, до последних дней оставаясь верным белорусскому обществу защитников блокадного Ленинграда). А потому, если каждый из нас успеет ухватиться за возможность открыть для себя новые страницы из военных будней своих предков, он сделает большое дело не только для своей семьи.

Последние письма с фронта

Шло лето 1944 года. Советские войска уверенно теснили гитлеровских захватчиков к границам СССР. Пробуждалась от страшного сна оккупации и наша родная Беларусь, освобожденная в результате операции «Багратион». Война неумолимо близилась к концу… В это время на Украине в составе 34-го танкового корпуса сражался родной брат моего деда, Константин Иосифович Дубовик.
Долгих три года он мог общаться со своей семьей лишь в мыслях. Наконец, настал момент, когда в деревню Старые Морги Узденского района Минской области пришло долгожданное первое письмо от капитана танковых войск К. И. Дубовика. Оно не походило на современные прямоугольные конверты с яркими картинками и марками. Наоборот, это был треугольничек, наспех сооруженный из тонкой бумаги или свернутый из фронтовой листовки. Задняя ее часть оставалась чистой и была вполне пригодной для письма. На каждом из них подле адреса стоит обязательная отметка «Просмотрено военной цензурой».
Костины родители с огромной радостью читали каждую весточку от сына, делились этой новостью с сельчанами. Его послания были искренними, полными веры в Великую Победу, до которой Константин Иосифович не дожил каких-то десять месяцев. И эти несколько писем стали для всей нашей семьи последними словами, которые хотел сказать перед героической смертью дедушкин брат. А было-то ему в том далеком для нас 1944-м всего двадцать три…
Некоторые строки настолько просты и искренни, что просто не могут не тронуть (стиль сохранен — С. Д.):
«Здравствуйте, дорогие родители! Сегодня для меня самый счастливый день. Только что радио принесло радостную весть: наши доблестные войска овладели городом Минском…
Родной отец и мамка, я уж пишу третье письмо, чтобы скорее сообщить о себе. Ведь прошло ровно 3 года, как поганые фашисты нас разлучили. Все это время мне приходилось вести самостоятельную трудную жизнь в условиях войны. Много жарких боев прошло с врагом, был дважды ранен. До смерти оставалось совсем чуть-чуть. Но наши замечательные врачи вернули мне жизнь, и сейчас я чувствую себя превосходно. На фронте я оказался с началом войны. Учебу пришлось закончить досрочно и ехать командовать подразделением…
Сейчас у меня одно желание и стремление: знать вашу судьбу, поскорее закончить с врагом и встретиться с вами. Проехал я все фронты, честно защищал Родину, за что и был награжден орденом Красной Звезды. Имею надежду, что исход войны предрешится в нашу сторону: и уж тогда мы встретимся, поговорим о самом наболевшем…»
Заметим, что нет в его словах грязи и крови, громоподобных раскатов орудий, детально переданных тягот и невзгод войны. И это легко объяснимо. Если подобные подробности попытались просачиться, то цензоры либо изъяли письмо, либо оно дошло с многочисленными зачеркиваниями. И капитан понимал это очень хорошо…
Константин Иосифович многое не успел сказать, сделать. В подмосковном городе Ногинске у него осталась любимая девушка Надежда Жадина, с которой мой дедушка наладил переписку после войны. Читая слова Надежды, всецело проникаешься искренностью ее отношений с Константином, и понимаешь, что злая война отобрала не только сына, брата, но и, возможно, будущего мужа.
Надежда рассказала и еще об одном интересном факте. Оказывается, о последних днях нашего героя можно узнать лишь из писем его друга и сослуживца Михаила Орешникова, который после гибели Кости сообщил страшную новость его любимой. В последний день перед боем Константин как будто ощущал близкую гибель. Немцы намеренно подожгли поле, чтобы через дым, будучи незамеченными, вести обстрел наших позиций. Константин, командир роты, первым на своем танке бросился в атаку через горящую рожь, подав пример остальным. Рота заняла стратегически важную высоту, близлежащую деревню, по пути сметая живую силу и технику врага….
Письмо от Орешникова — первый документ, свидетельствующий о точном месте гибели Константина: «…Наш Костя погиб 19 июля в бою за Родину под городом Золочев Львовской области. Это большая, невозвратимая утрата. Мы похоронили Костю в селе Ковтуны и над его могилой поклялись отомстить. И мстим, Надежда! Я еще до сих пор не выхожу из боя, пишу вам прямо в машине. Немец очень здорово сопротивляется, но мы все равно добьем фашистского зверя в его собственной берлоге…»
Потом, в 1951-м, Надежда отметит, что «некоторое время поддерживала с Орешниковым письменную связь», но вскоре погиб и он.
После того, как скорбная весть настигла семью Константина, его мать вызвали в местный военкомат и вручили орден Великой Отечественной войны I степени со словами: «На, мать, носи за сына!» Судя по дате на том памятном наградном удостоверении, оно было выписано буквально через несколько дней после гибели нашего героя.
Уже по более поздним документам и официальным сообщениям из райвоенкоматов Львовской области можно узнать, что Константин действительно сначала был захоронен в хуторе Ковтуны Зборовского района, а в 1956 г. перезахоронен в братской могиле в Заложцах. Эти сведения — результат кропотливой работы моего деда, который не единожды навещал могилу брата.
История с последними письмами продолжилась в 1970-х годах. Именно тогда ими заинтересовались заложцевские красные следопыты, помогавшие находить родным и близким их пропавших родственников. Следопыты обещали выслать фотографию братской могилы. «К нам пишут со всего Советского Союза, высылают фотографии погибших для комнаты боевой славы и старые фронтовые письма годов суровых, военных…» — говорилось в послании.
В конце 1970-х годов мой отец был направлен в Львовскую область для прохождения срочной службы в пограничных войсках. Как раз в те края, где и погиб его дядя. Конечно, он слышал некоторые подробности этой истории от своего отца и очень хотел посетить памятную могилу. Однако армейские будни инструктора службы собак, громогласные команды «Застава, в ружье!» не дали возможности воплотить в жизнь благородный порыв души…
В начале 1990-х годов мой дедушка снова вернулся к письмам брата. Присланные им документальные материалы были использованы при составлении 4-го тома сборника «Последние письма с фронта».
Так сложилось, что с детства я очень подружился со своим дедом. Вместе мы проводили много времени, и я по крупицам вытягивал из него истории о событиях Великой Отечественной войны. Неожиданно всплыла история и о письмах, которая время от времени обрастала все новыми подробностями. Наконец, пришло время, когда дед не только показал, но и доверил хранить заветную папку с последними весточками от брата. Теперь она хранится в семейном архиве…
Кстати, некоторое время назад еще одна реликвия — орден, полученный Костей, — считалась для нашей семьи потерянной. Лишь недавно награда совершенно случайно отыскалась среди прочих вещей в родном деревенском доме Константина…
Несколько лет назад у меня, как и у многих пользователей интернета, появилась возможность воспользоваться созданной при поддержке Министерства обороны Российской Федерации очень нужной и важной базой данных podvignaroda.ru. С ее помощью мной было найдено не только описание подвига К. И. Дубовика, но и сведения о других наших родственниках, внесших свой вклад в дело Великой Победы.