«Анюта, я з табой ..!»

Моя прабабушка, Анна Васильевна Машурова, на себе испытала весь ужас войны и оккупации.
Немецкие войска в деревню Марьинский Завод Думиничского района пришли в конце 1941 года. Жили неделю-другую и уезжали. Им на смену приезжали другие. Останавливались в самых лучших домах, жителей выгоняли в сараи, бани.
Однажды и в дом Машуровых пожаловали, осмотрелись, посмеялись. В семье у Ани было пятеро детей, бабушка, мама и папа, ставший инвалидом в финскую войну. Аня была самой старшей из детей.
С Марьинского Завода жителей выгнали немцы весной 1942 года. Собрали всех, как скот, и погнали с собаками, с автоматами до станции Палики, посадили в товарные вагоны, довезли до Судимира. На этой станции всех угоняемых разместили на складе для почтовых грузов. Спали люди на мерзлом навозе, многие заболели тифом. Немцы решили всех сжечь в этом ангаре, но судимирский врач, который работал переводчиком у немцев, уговорил их перевести пленных жителей в другой населенный пункт и вылечить. Семья Ани также вся переболела тифом. Умерли два младших брата, бабушка, отец. Аня после тифа долгое время не могла ходить: болезнь сказалась на здоровье ног. Люди опухали с голоду. Местные жители, узнав, где держат пленных, делились с ними картошкой или кусочком хлеба. Летом питались травкой, радовались, если находили убитую лошадь — это было мясо!
В конце лета 1942 года людей, оставшихся в живых, отправили в Жиздру, а там разместили в лагере. Из лагеря семье Ани удалось уйти с помощью одной местной жительницы. Решили возвращаться в свой дом, но в Зикееве их задержали, не пустили на Марьинский Завод. Там они и провели осень и зиму. Осенью по дворам ходили, помогали копать картошку, запасали и себе немного на зиму. Зимой немцы заставляли чистить дорогу от снега. Ходили по домам, побирались, этим и питались.
В Зикееве была немецкая бойня скота, ходили туда за отходами. Немцы резали на кусочки кишки животных и бросали в голодную толпу. При этом со смехом фотографировали, как люди бросаются за этими кусками.
Весной 1943 года всех загнали в вагоны и повезли в Беларусь. Довезли до станции Гавье (недалеко от города Лиды), разместили в конюшне населенного пункта Ивье. Там людей переписали, сводили в баню, а через несколько дней конюшню окружили полицаи с собаками. Выгнали всех на улицу, по списку отобрали молодежь и погнали на станцию. Куда гонят — никто не знал. Старики с криком и воем бежали за своими детьми, немцы отгоняли их собаками, автоматными очередями. Сестра Ани пробралась к ней, но Ане удалось ее из толпы вытолкнуть в канаву. Она кричала: «Анюта, я с тобой». Аня ей говорила, что надо маме помочь, она больна и есть еще маленькая сестренка. Слышала немецкие автоматные очереди, думала, что стреляют по сестре, шла и плакала.
Доставили пленных до станции Лида, поместили в лагере, где собирали евреев партиями и расстреливали. Аня с ужасом ждала своей участи, не зная, что немцы сделают с ней. А ее увезли в Германию, в город Дрезден. Разместили в большом концлагере. Там было много и русских, и иностранцев. Ежедневно немцы отбирали небольшие группы молодежи и куда-то увозили. Группу, в которой оказалась Аня, переправили в город Бауцен. Там выстроили перед хозяевами — фермерами, которые выбирали из группы работников для себя. Аню увез к себе в небольшое поместье Рихард Кирц. Там она выполняла поручения хозяев: ухаживала за скотом, работала в поле, мыла посуду, полы, подметала двор, заготавливала дрова. Зимой штопала носки, с хозяином чистила лес от кустарника и сушняка. Вставала в 5 утра и работала до 8 вечера. У них проработала с мая 1943 по май 1945 года.
8 мая 1945 года советские войска пришли в эту деревню. Пленных со всех окрестностей собрали в Брауцене и отправили в Восточную Пруссию на польскую территорию, где они работали несколько месяцев в сельском хозяйстве. В октябре 1945 года наконец-то, после долгих страданий и испытаний, Аня вернулась домой к маме и двум сестренкам.
«Помню осенний день. Чтобы сократить дорогу, я от станции пошла через лес и поле, не зная, что поле это заминировано. Чем объяснить такое совпадение, случай ли меня уберег от смерти, или материнское сердце-вещун вывело ее в этот момент на дорогу. Мама шла с работы, остановилась и смотрела на меня издали, конечно, не узнавая, думала, кто ж это жить не хочет, идет по заминированному полю. И когда я уже прошла это поле, подошла ближе, она узнала меня. Как же мы плакали, обнявшись, я от радости встречи, а мама еще и оттого, что я могла погибнуть около дома…»
Все эти потрясения, потери не прошли бесследно. Долгие годы стояли в ушах стоны опухших от голода и умирающих младших братьев, бредящих, буквально сгоравших от высокой температуры бабушки, мамы и отца, слабенькие голоса просящих что-нибудь поесть младших сестренок…