Успаміны вязняў канцлагераў і ветэранаў Вялікай Айчыннай вайны

Из воспоминаний Татьяны Никитовны Пузыной — узницы концлагеря «Озаричи»:
«Когда пришли немцы, мне было восемь лет. Отца в армию не брали из-за инвалидности, остались жить в деревне. Через несколько недель пребывания немцев в деревне полицаи по их приказу стали хватать на улицах детей и увозить в поездах. Так я попала в лагерь Озаричи. Там нас заставляли работать. Кормили плохо. Тех, кто болел, убивали. Но мне удалось дожить до освобождения нас советскими солдатами. Местность вокруг лагеря была заминирована. Незаминированной осталась одна узкая тропинка, на которую указали солдаты. Они сказали, чтобы все шли гуськом друг за другом. Кто делал шаг в сторону и спешил, того разрывало миной. После освобождения, узников лагеря вывезли в Хойницкий район, позже начали развозить по родным деревням».

Из воспоминаний Марии Ильиничны Лось — узницы концлагеря «Освенцим»:
«Родилась 14 октября 1922 г. в д. Лоси Бобруйского района Могилёвской области. На момент угона у меня было образование 4 класса. До войны работала в колхозе колхозницей (разнорабочей). Во время войны мой муж Иван Николаевич был в партизанах, а затем участвовал вместе с советскими войсками в освобождении. 11 апреля 1944 г. в д. Лоси при пособничестве местных полицаев я была арестована солдатами гестапо за связь с партизанами и отправлена в Бобруйскую тюрьму. Моего семимесячного сына отняли, забрали в детдом, где он и умер через несколько месяцев, но об этом я узнала только после возвращения из Освенцима. Ходили слухи, что в детдоме из детей выкачивали кровь для немецких солдат. Два месяца меня вместе с другими заключенными держали в тюрьме, затем отправили в Минск примерно на две недели. После этого в закрытых душных вагонах людей повезли в Германию. По прибытию в Освенцим всех остригли, помыли в бане, провели медосмотр, выкололи номера на руках. Затем распределили в бараки — большие кирпичные здания без потолка, без обогрева. Спали на двухъярусных деревянных нарах. Трудно назвать общее число заключенных в лагере. Мой номер — 81514. Детей в лагере было немного. Кормили плохо. Часто давали брюкву, смешанную с мукой, дробленое зерно ржи. Конечно, были случаи смерти от голода. Одежду выдавали тюремную, вместо обуви — деревянные кандалы. Лагерь был обгорожен в несколько рядов колючей проволокой с подведенным электрическим током. Установлены наблюдательные посты, усиленная охрана с собаками. Охранники очень грубо обращались с нами. Случаев помощи со стороны охраны или администрации лагеря не было. Много людей умерло от тифа, трупы сжигали в крематории. Примерно раз в две-три недели водили в баню, где можно было помыться холодной водой под дождиком. Белье меняли редко.
В лагере были случаи предательства, особенно когда кто-нибудь собирался бежать. Нарушителей жестоко избивали, стригли налысо и сажали в одиночные камеры. За кражу продуктов питания, за самовольный уход из барака, полагалось наказание в 25 плеток. В первую очередь уничтожали и наказывали евреев. Был случай, когда всю семью женщины-еврейки сожгли в крематории, а она бросилась на проводку с током. На территории лагеря были газовые камеры, душегубки. Трудились узники в поле: собирали рожь, картошку, морковку, т. е. выполняли все полевые работы. Условия труда были плохие, почти все выполнялось вручную. Выдавали только лопаты, кирки и то не на всех. На момент освобождения я находилась в Нойштадте (Германия). После освобождения возвращалась на родину своим ходом, попутным транспортом, через территорию Польши. Вес мой составлял всего 24 килограмма. По пути домой цыганка нагадала мне смерть в доме. Прибыв в д. Лоси я узнала о смерти сына. Больше детей у меня не было».

Из воспоминаний Марии Яковлевны Санташовой — узницы лагеря «Дахау»:
«В 1943 г. многих жителей из деревни Ухватовка Жлобинского района Гомельской области перевезли в Красный Берег (Жлобинский район Гомельской области), а молодежь, в том числе и меня, согнали в д. Змеёвка (Жлобинский район) копать окопы для немцев. Когда закончили окопы, всех выстроили и привели в Красный Берег, погрузили в товарные вагоны и отправили в г. Бобруйск, в лагерь, где пробыли около недели. Потом отправили в Германию. Поезд часто останавливался из-за сильных бомбежек. Говорили, что везут в очень плохой лагерь. Дахау… Многие в лагере погибли из-за отравления газом, а кто выжил, тех перевели в другой лагерь, где пробыли две недели. Потом переправили в Австрию на биржу труда. Работала на ферме. Это было недолго, вышел приказ о том, чтобы всех русских перевели работать на заводы. Так я оказалась на заводе, производящем танки. Жила в лагере для рабочих. Освободили нас русские солдаты. Наступила тишина… Ни боев, ни выстрелов… А в начале мая вдруг — стрельба, салют. Это была Победа. Война закончилась! С мая по сентябрь добирались домой: из Австрии через Венгрию, Румынию. Когда закончилась война, мне было 18 лет».

Из воспоминаний Марии Ивановны Ашурко:
«Родилась в 1930 г. в Паричском районе Гомельской области. 22 июня 1941 г. а жили в Паричском районе. Сообщение о войне узнали по радио.
Когда началась война, всех жителей деревни эвакуировали в соседнюю д. Ковчицы. Там прожили две недели. Когда пришли немцы, собрали всех жителей деревни. Мне было всего 11 лет. Отец до войны был активистом, поэтому когда фашисты вместе с полицаями отбирали молодежь, для работы на немцев — рыть окопы — полицай меня тоже выбрал. Материнское сердце разрывалось от боли, но нас разлучили. Маму с сестрой отправили в лагерь смертников — Николь-городок, где сжигали и травили газом.
Меня, 11-летнюю девочку, вместе с другими посадили на поезд и повезли в Октябрьский район.
Там фашисты заставляли всех нас, пленных, вручную копать окопы шестиметровой глубины. Жили на улице, было очень холодно и голодно. Потом всех посадили на поезд и повезли в г. Кобрин Брестской области. Там нас бомбили. Поселили нас в сарае. Работали в лесу, копали окопы для немцев. Охранял всех пленных патруль. За мной присматривал патрульный — чех. Он был добрый, у него дома остались свои дети. Он говорил: “Я не хочу воевать”. Жалел меня, делился бутербродами, угощал конфетами. Зима была очень холодная. Надо было сначала долбить мёрзлую землю, выбирать песок, а затем снова копать. Непосильной оказалась такая работа для меня. Если бы не помощь этого доброго чеха, мне было бы еще хуже.
Шел 1942 г. Немцы повели всех пленных в Польшу, шли пешком. Поселили всех в большом доме. Когда немцы отступали, они приказали всем никуда не уходить. Жили мы там три дня, потом приехали русские — «красные», как мы их называли. Шло наступление Советской Армии, и нас погнали дальше в Польшу, шли пешком через г. Варшаву. Поляки нас спрашивали: из какой губернии? Некоторые жалели нас и давали поесть. Отступал фронт в Восточную Пруссию. Мы дошли до г. Белостока. Некоторое время жили там, потом нас освободили русские. Заводили в кабинет и допрашивали по пять человек. Затем посадили на поезд и отправили домой. Но домой вернулись не сразу, добирались с апреля по сентябрь 1944 г. Мама дома меня не узнала.
Не все пленные вернулись домой, я из своей деревни возвратилась первой. Победу встретила дома. Это был самый счастливый день в моей жизни. Все целовались, обнимались».

Из воспоминаний Анны Викторовны Падуты:
«Родилась 26 июня 1927 г. В 1941 г. проживала в д. Ковчицы Гомельской области. В 1942 г. немцы всю деревню, 95 человек, согнали и сожгли, я одна чудом уцелела. Было это так. Всех жителей согнали в одну хату. Мне было 15 лет. Очень хотелось пить. Немцы уводили в гумно по 6–7 человек и расстреливали. Когда раздались выстрелы, упала и притворилась мертвой. Когда подожгли хату, удалось в суматохе убежать.
Пришлось идти в другую деревню к родственникам. Но там я прожила мало. Потом угнали в Германию (в 1942 г.). Работали на хозяина, обрабатывали огород. Надзиратель бил плеткой по спине и голове, если ему не нравилась работа. Самое страшное из воспоминаний — голод.
Победу встретила в Германии. Домой вернулась в 1945 г.
До войны получила образование 7 классов. После войны продолжить обучение не удалось. Вышла замуж и переехала в поселок Туголица».

Из воспоминаний Николая Павловича Бани:
«Родился я в 1923 г. на хуторе в Краснослободском (теперь — Солигорском) районе Минской области. Ночью 22 июня 1939 г. в дом к нам стали ломиться незнакомцы. Стучали в дверь, окна, но отец не стал открывать. Тогда они выставили раму и залезли в сени. Отцу заломали руки назад, связали и увели. Я в это время находился в постели, мне пригрозили, чтоб не поднимался.
Но как только они отошли от дома, я, что есть силы, помчался через лес в ночную темень к находящейся в трех километрах погранзаставе и сообщил пограничникам о случившемся. Те вместе с собаками бросились вдогонку, но дело осложнялось тем, что собаки след не взяли. Граница была закрыта, но где ждать лазутчиков, было неизвестно. На рассвете в кустах, недалеко от поста, один из пограничников услышал крики, спасти моего отца ему не удалось: лазутчики застрелили. И тут на помощь вовремя пришли находившиеся неподалеку председатель местного колхоза и заведующий фермой. Врагам не удалось убежать от возмездия: двое были застрелены при бегстве, один взят в плен.
Сам Михаил Иванович Калинин нам ордена вручал в Кремле. Мне тогда только-только 16 стукнуло, маленький, худощавый был. Великая честь для меня, сельского мальчонки, выпала — в Москве побывать. Особой радости от награды не испытал, ощущал великую горечь от потери отца. Я ведь в семье тогда за старшего остался, на руках матери еще было трое детей — две мои сестры и брат. Работать немало приходилось».
Война для Николая началась с партизанского отряда, который был сформирован в местных лесах. Сначала Н. П. Баня находился в отряде, затем был переведен в спецгруппу главного разведывательного управления рабоче-крестьянской Красной Армии. Охранял рацию, собирал сведения о расположении вражеских частей, которые сразу передавались в г. Москву. Партизанское соединение, которым командовал генерал-майор Ф. Ф. Капуста, вскоре перебазировалось в Слонимский район Гродненской области, расположилось между реками Щарой и Неманом.
Долгое время находились в Беловежской пуще, ходили в Августовские леса для связи с польскими партизанами. Немало было моментов, когда Николай, теряя боевых товарищей, прощался с жизнью и сам. Но удавалось уйти из-под вражеской пули, которая свистела в миллиметре от головы, выкарабкаться из воды при переправе, когда казалось, что последние силы уже на исходе, — как будто кто-то невидимый спасал его от гибели и отводил неминуемую смерть.
После освобождения значительной части Беларуси всех парней из спецгруппы направили служить в милицию — ребята проверенные. Николая откомандировали в Житомлянский сельский совет, что в Гродненской области, участковым. Приехал туда, когда еще под г. Гродно шли бои.
В белорусских деревнях и поселках было немало врагов, которые боролись с Советской властью, убивали и обстреливали из-за угла мирных жителей. Активистам и служащим органов милиции днем и ночью приходилось быть настороже.
Вот здесь уже не удалось избежать Николаю бандитской пули. Лечился в госпитале в г. Гродно, а потом захотелось родных проведать, и он решил ненадолго отправиться домой, за что и пришлось жестоко поплатиться — Николай Павлович получил 5 лет тюрьмы.
Н П. Баня вспоминает: «Минский тракторный завод строил, затем за отличное поведение был переведен охранять заключенных, строили домики на аэродроме за Осиповичами. В это же время и познакомился со своей будущей женой Марией Марковной».
После недолгих встреч решили связать свои судьбы в одну. Вскоре молодые переехали в Туголицу, построили дом, стали семьей обзаводиться. У Марии от первого брака трехгодовалая дочка была, Николая Павловича Анна сразу стала называть отцом. А потом и сын родился, за ним — дочь.
В руках у обоих супругов любая работа спорилась, наладили достойную жизнь в семье, стремились детей воспитать порядочными и трудолюбивыми людьми, за которых ни разу краснеть не приходилось.
Николай Павлович справлялся с работой каменщика, столяра и плотника — все получалось. Когда предложили мальчишкам уроки труда в школе преподавать, то с радостью согласился и посвятил этому делу 27 лет своей жизни. Вначале работал в Вороновичской школе, затем в Туголицкой, которая была построена рядом с домом.
И на строительстве школы работал, и уроки труда вел. Со своими учениками быстро находил общий язык, и особую радость получал, когда обучал их основам работы с деревом, металлом, ведь понимал, что сельским пацанам обязательно пригодится в жизни умение держать в руках молоток и рубанок.
А еще он давал уроки честности и трудолюбия, как своим ученикам, так и своим детям. Стойко выдерживал повороты судьбы в жизни сам, этому же учил и других. Мария Марковна работала на торфобрикетном предприятии, одновременно детей воспитывала. Когда тяжело заболела ее мать и пришлось ее досматривать, то устроилась в школу техничкой — поближе к дому, так до пенсии там и продолжала работать.

Н. П. Баня на встрече с пионерами

В домашнем архиве Баней собраны в специальную папку и бережно хранятся свидетельства к боевым и трудовым наградам и Почетные грамоты, среди которых есть и от Министерства образования, и от Верховного Совета БССР.
«Это для внуков и правнуков память чтоб была, — поясняет Николай Павлович. — Ведь из истории семьи и каждого отдельного человека складывается история всей страны».

Из воспоминаний Афанасия Иосифовича Пронина:
«Родился в 1921 г. в д. Осеево Волховского района Орловской области в многодетной семье. До войны окончил Орловский техникум, потом уехал в г. Мариуполь к дяде. Оттуда был призыван в армию 4 октября 1940 г. Прошел шестимесячные курсы, которые окончил 15 мая 1941 г. как химинструктор (противовоздушная оборона). После окончания курсов прибыл в часть, здесь командование за хорошую службу дала 10 суток увольнения. Но началась война… Я никуда не поехал.
Весть о нападении гитлеровских войск на Советский Союз получил вместе с товарищами, находясь на боевом посту. С началом военных действий только на больших кораблях по распоряжению командования оставался обслуживающий персонал, а остальные были направлены на берег.
Первое боевое крещение получил 12 июля 1941 г. под г. Выборгом. Затем наша часть передислоцировалась под г. Ленинград, на защиту города.
Помню, как с боем приходилось брать острова, гнать фашистов подальше от города на Неве. Никогда не забуду убитых товарищей…
В 1942 г. награжден медалью “За оборону Ленинграда”. Самый тяжелый год был 1943, когда фашисты с особой жестокостью обрушивали свои силы в попытке прорваться к городу и захватить его.
Помню, был случай, когда воевали за острова в Финском заливе. Фины были союзниками Германии. Нас было 40 человек, в живых осталось только 27. Прорываясь к нашим двое суток провел на льду. Сил не хватало идти дальше. Вдруг вижу — фины. От меня первыми шли 15ь человек на расстоянии 20 метров.
Я спрятался в “шалашики” из льда, взял гранату-“лимонку” и думаю, если подойдут, то взорву их и себя. Но они прошли и не заметили меня. Так я шел: ночь, день. Потом упал. Сколько лежал не помню, только помню, что лошадь пришла, с острова видели, что я еще одного матроса тянул. Подошла лошадь, и нас забрали. Лечили на острове. В госпиталь хотели положить в Кронштадт, но не пришел торпедный катер, который должен был нас забрать. И все… или хуже или лучше. В Кронштадте в это время налетели самолеты и госпиталь разбомбили.
В моей памяти осталось еще два случая…. На острове Гогланд, как мы отступали. Полковник говорит: “Бери десять человек матросов и прикрой дорогу”. Я взял десять матросов и на повороте дороги во время наступления немцев пулеметом “Максим” положил около ста человек.
Второй случай у меня был такой. Под г. Ленинградом. Наше отделение фронт не держало. Фронт держала армия. Но при необходимости нас брали, человек двести, и бросали на прорыв. Сделали прорыв, потом проходили сутки, двое, и нас перемещали в другое место.
Вот под г. Ленинградом, позвонили, мы заняли берег. Немцы иногда шли в атаку пьяные. И тут идут пьяные. Первый идет офицер, за ним еще идут, идут.
Я лег на пулемет, матроса отстранил и тоже положил их много.
Видел блокаду в г. Ленинграде. Было тяжело. Если идешь в бой, давали 300 грамм хлеба в сутки и какой-то суп, гражданские получали 100 грамм хлеба, а то бывало, что и ничего не получали. Люди умирали, как мухи. Смертью никого в то время не удивишь. Идешь и видишь — человек стоит, потом падает замертво.
Окончил войну в Кронштадте в звании капитана (не морской, морское звание капитал-лейтенант, а у меня звание береговое), потом перевели в г. Ленинград, затем в конце 1944 г. направили г. Таллинн. Потом в штабе флота перевели в г. Ригу, где служил в 17-й дивизии подводных войск до 1958 г. После демобилизации работал в воинской части, как вольнонаемный, а потом пошел в рыбную промышленность в г. Риге.
Сначала работал в отделе кадров, потом меня избрали в профсоюз. У нас работало более 1000 человек.
В Беларусь судьба завела в 1992 г. Я тогда жил в г. Риге, была большая квартира на втором этаже. С женой детей не было, но воспитывали племянницу жены.
Отец у нее погиб, и мы с женой решили забрать девочку к себе. В 1992 г. к нам в квартиру пришли двое полицейских и один гражданский. Говорят: “Гражданин, у вас есть ордер на квартиру?”. “Есть, — говорю. — Пожалуйста”. Гражданский его берет и бросает. Говорит: “Вот вам срок — месяц, освободите квартиру, сюда приезжают американцы, гражданство вам не дадим, пенсию получать не будете, желательно вам уехать”. У жены сестра жила в г. Бобруйске, мы с ней связались. Но переехать к ней не получилось, у нее было в семье не все ладно. Мы переехали в д. Новосёлки Бобруйского района. Там прожили три года. Потом переехал в Туголицу, здесь дали квартиру.

Имею два ордена и две медали. Медали есть, а орденов нет. Когда хоронили жену в д. Новоселки, дом не закрывали (не принято это было), приехали с кладбищ, шкаф открыт, медали висят на одежде, а ордена украли, украли и свидетельство об окончании вечернего университета марксизма-ленинизма. Учился я там три года и получил свидетельство об окончании».
Афанасий Иосифович старается держаться «молодцом», однако тяготы лишений и годы берут свое. Немного жалуется на здоровье, но в общем — человек жизнерадостный и оптимистически настроенный. Всегда рад встрече с молодым поколением.
Из воспоминаний Эдуарда Станиславовича Пташкевича, 01.09.1927 г. р., уроженца пос. Глуша Бобруйского района Могилёвской области.
Беда протянула свои руки к семье Пташкевич еще в 1937 г. Глава семьи Станислав Антонович был коммунистом, начальником пожарной охраны. В 1935-м его исключили из партии, а еще через два года арестовали.
Станислав Антонович отбывал наказание в сталинских лагерях с клеймом «враг народа». Семья Пташкевича жила с надеждой на воссоединение, но все перечеркнула война.
Немцы появились в пос. Глуша на 6-й день после начала войны, заселились в местном клубе, больнице и в школе, в которой Эдуард, сын осужденного Станислава Пташкевича, успел закончить 4 класса.
Время не стерло из памяти пожилого теперь уже человека впечатления о годах фашистской оккупации. Полуголодный белорусский народ как-то выживал. Помогала лебеда да крапива, зимой спасала гнилая картошка.
После изгнания немцев с оккупированных земель возродилась надежда на более светлую долю, но война все еще продолжалась, и в конце марта 1945 г. Э. С. Пташкевич был призван в армию. Было ему тогда 17,5 лет. Обучали военной науке таких же, как он, солдат-мальчишек, наспех, в пути, пока везли поездом на фронт. На каждой станции — немного строевой, стрельба лежа, с колена, стоя, рытье окопов. Как же они рвались в настоящий бой! Первый бой Эдуарда Станиславовича состоялся 24 апреля 1945 г. в г. Берлине. Еще до его начала один боец был тяжело ранен. Сразу же после этого мир словно, раскололся на части, и разверзлись врата адского пекла.
Уличные бои в центе г. Берлина — тяжелое испытание для человеческой психики. Немцы, пьяные, обезумевшие от предчувствия своей скорой погибели, безудержным потоком рванули в атаку.
Фашизм, уже корчась в предсмертных судорогах, окровавленной лапой пытался как можно больше зацепить жизней и унести с собой на тот свет. Настигая удиравших немцев, 30 апреля 1945 г. батальон Э. С. Пашкевича форсировал канал Шпрей. Немецкие огнеметчики открыли огонь. Цепочка солдат дрогнула, кто-то показал спину.
Командир батальона, капитан Самсонов, яростно матерясь, достал пистолет и направил в спину бегущих: «Расстреляю всех трусов!». Окрик подействовал отрезвляюще. Преодолев страх, бойцы вернулись на позиции, и немцы были разбиты.
В пьянящий день Победы Эдуард Станиславович присутствовал при торжественно-историческом событии: Егоров и Кантария подняли над рейхстагом Красное знамя.

Боец Э. С. Пташкевич служил в Германии до 1951 г. Вернулся на родину с наградами: его грудь украшали орден Великой Отечественной войны, медали «За взятие Берлина» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». В дальнейшем к этим наградам добавились юбилейные медали.
Эдуард Станиславович поступил на учебу в Минское училище на машиниста-экскаваторщика. После приобретения специальности создал семью и до 1987 г. трудился на Бобруйской мелиорационной станции.
За свой труд Э. С. Пташкевич отмечен бронзовой медалью на ВДНХ, медалями «За доблестный труд», «За многолетний доблестный труд» и орденом Ленина.
Эдуард Станиславович, как истинный патриот своей Родины, в 1986 г. был ликвидатором аварии на Чернобыльской АЭС.

Из воспоминаний Эдуарда Станиславовича Крика:
«Родился 1 апреля 1927 г. На фронт ушел с самого начала войны. Взяли на фронт в 200-й западный полк г. Субботицы (Словакия). Служил там 1,5 недели.
Сводили в кино, поужинали, отбой. Через час после отбоя — отбой по тревоге. Везли поездом пять дней, в одну ночь выгрузили. Погрузили, повезли на передовую. В сарае сидело три писаря (военные солдаты). Построили по два человека. Двинулись в сторону писарей. Когда подошел к столу — горела коптилка.
Спросили: “Откуда родом, с какого года, национальность”. Про национальность сказал: “Белорус”. Писари начали смеяться. Был молодой. Спросил: «Почему смеешься?» Ничего не ответили. На рассвете дали винтовку. Сам был маленький, а винтовка большая. Повели на передовую.
В западном полку был дед, который попал на фронт после боевого ранения. Сказал: “Сынок, ты молод, держись меня”. Привели на передовую. Приказали окопаться. На рассвете начался бой с левой стороны за г. Могач (Венгрия).
Начали подниматься в атаку, но не могли, так как мешали окопы. Один солдат с ручным пулеметом поднялся и начал стрелять. Все поднялись и пошли в бой. Было страшно. Немцев победили. Пошли дальше.
Потерял на фронте друга. Звали Павел. Друг детства. На войне пошел в разведку и трагически погиб от руки немецкого снайпера. Войну закончил в г. Берлине. Затем вернулся домой.